В пушкинском "Медном всаднике" зачинная дума Петра Первого полна очевидных противоречий. В одной строфе монарху хочется "грозить" шведу, заложить город "на зло надменному соседу", но одновременно с этим и тут же в этом же месте угроз и зла "в Европу прорубить окно" и кинуть клич "все флаги в гости будут к нам". Все флаги - это за исключением надменного шведа или включительно?
Если верить в то, что у Пушкина не бывает случайностей, то здесь зафиксирован уникальный статус страны: противоречивое, разноименное, конфликтное соединение открытого недоброжелательства и тайной зависти или же, напротив, скрытого презрения и одновременно открытой жажды признания. Как царевич Гвидон, основавший город в изгнании, с первой же минуты ожидает блудного отца царя Салтана с признанием и покаянием.
Вот эта неуютность существования, желание уместиться на двух стульях сразу дает мощный образ дискомфорта, межеумочности: пушкинского героя Евгения, бегущего от цивилизации, от города-призрака, противопоставленного природе и теперь получающий от нее возмездие. Вот как Годунов в пушкинской драме: вроде бы все делает для народа, а не люб. Все сделано для счастья, а счастья нет. И бежит обезумевший человечек по гранитной мостовой.
(c) Александр Бенуа. Иллюстрация к поэме "Медный всадник". 1905
