"Звуки Му" были во всех отношениях оппозицией лидирующему, громкоголосому уральскому и питерскому року с его остросоциальной повесткой – похожие на последних героев, бравурные рок-фронтмены с широко расставленными ногами сперва критиковали советский застой, а затем возглавили перестроечную волну. Московские группы – "Звуки Му" и "Центр" – держались особняком, формулируя иное: асоциальность, горизонтальность и маргинальность как основную стратегию позднесоветского выживания. Петр Мамонов не просто был антигероем – человеком с землистого цвета кожей: юродивым, дерганным, пьяненьким как Мармеладов, шизоидным, кривобоким, с гнилыми зубами, плешивым, плюющимся и с пробитым напильником грудью. Он увлекал не на баррикады, а в "триста минут секса с самим собой". Пространство его песен – это домашная кухня с грязным полом, белый туалет с бурлящими, запертыми в трубы кубометрами мертвой воды, люляки баб, бутылка водки, к которой герой Мамонова испытывает эротическое вожделение: это все простые вещи, окружающие повседневность комнаты, из которой не надо никуда выходить. Человек зажат между мутным стаканом и бумажными цветами – суррогатами бытия.
"Звуки Му" вырастают из последнего советского поколения, которое уже не надеялось на социальные перемены, а видела возможность только в личностном преображении и философии неучастия и имитации. "Стану хорошим, очень хорошим" – значит не буду ни советским, ни антисоветским, буду искать пролаз в метафизический третий путь, когда можно мимо эпохи пройти косым дождем. Выжить юродивой аномалией, гадопятикной, вырабатывая в себе сверхтерпение и транснадежность.
Конечно, депрессивный постпанк "Звуков Му" с доминирующей, четкой, ясно звучащей ритм-секцией и обжигающе холодными звуками гитар и еще более ледяного электрооргана (который иной раз был не хуже, чем у Рэя Манзарека) вызывал очевидную реакцию на ужасы советизма: достаточно послушать "Союзпечать" или "52-й понедельник", чтобы понять, как Петр Мамонов рассказывал о застое и потолке "2-20" позднего советского человека. Мамонов пел об адском долготерпении и паскудной выживаемости российского народа, о том, как он научился жить, "на каждый вопрос отвечая "ЗА", и уже не беспокоится о своем унылом существовании. Этот человек, что называется, забил.
Но Петр Мамонов шел и сильно дальше. Он рассказывал, прежде всего, о том, что ходящий под окном "турист" страшнее всего Советского Союза, та зима кошмарнее, "если холод внутри" и когда понимаешь, что "источник заразы – это ты", что ты – гадость и дрянь, а не нечто внешнее. Это и было крушением советской идеологии, которая начиналась с лозунга: "Муха – источник заразы", а завершилась пониманием, что во всем виноват только ты. Тот, кто хуже серого голубя, цветов на огороде и блестящей мухи, но думает, что он выше Господа Бога. "Звуки Му" заряжали сомнением в том, что человек – ценность. "Му жует наше говно", "Му вам на воротник" – животный мир в песнях Петра Мамонова всегда оказывался лучше горделивой человеческой исключительности.
Сегодня невозможно не вспомнить о гитисовском спектакле Екатерины Гранитовой "История мамонта" по роману "Географ глобус пропил", где герой Алексея Иванова в исполнении Андрея Сиротина пел песни Мамонова. Тогда возникало ощущение, что время, описанное Мамоновым в конце 1980х оказалось внезапно созвучно времени конца 2000х, когда снова путь маргинала и аутсайдера оказался привлекательнее всего. Стратегия выживания, предложенная Петром Мамоновым, российскому человеку еще пригодится.
